Гениальный российский модельер, основатель и генеральный директор Московского дома моды о внутренней свободе, обаянии скромности, провинциальной настойчивости и силе национального орнамента

 

Вы выбрали профессию или она – вас?

 

Я всем обязан Провидению.

 

В детстве я мечтал стать артистом театра оперетты, потом, уже в четырнадцать, играл в драматическом театре Сергея Каренина в спектакле «Анна Каренина». Но, понимаете… Я был сын «изменника родины». В войну мой отец попал в плен, потом бежал и десять лет отсидел в советском лагере. С такой биографией меня ни в один вуз не взяли бы. И я поступил в Ивановский химико­технологический техникум, который окончил с отличием. Из техникума меня, как отличника, отправили поступать в Москву.

 

Сложно было вписаться в столичное общество?

 

Конечно.

 

Я приехал… такой серый, «окающий» скучный мальчик, кепочка такая странная, мятая куртка и зеленые штаны, вытянутые на коленках. Меня поселили в общежитие только на время экзаменов и предупредили, что место для проживания на время учебы мне предоставить не смогут. А я передумал поступать на художника по тканям – захотел стать дизайнером одежды. Не знаю, почему, но многие из тех, кто сдавал тогда экзамены, воспринимали меня как соперника или даже врага, который может помешать им. Мне говорили: «Куда ты, ивановский, ситцевый, лезешь?».

 

Каким образом вам удалось закрепиться?

 

Перед учебой я вернулся в Иваново и подружился с женщиной, которая выращивала цветы и продавала их на базаре. Я напросился к ней помощником по саду и заодно получил разрешение рисовать ее цветы. Она сказала, что в Москве живет ее сын, который поможет мне решить проблему с жильем. К нему я и приехал. Оказалось, что в его семье двое детей. Он предложил мне жить у них и работать: нянькой и домработницей. Работы я не гнушался. С семи лет работал по дому, привык жить тяжело и голодно. Так я и прожил первые полтора года, спал на полу между двумя детскими кроватками. Когда стал активным комсомольцем, мне дали место в общежитии.

 

Правда ли, что в юности вы шили телогрейки?

 

Да, уже после института, когда меня распределили в город Бабушкин (республика Бурятия – Chief Time) на фабрику по пошиву спецодежды.

Мне поручили разработать коллекцию телогреек, а я как раз был увлечен народным искусством. Я решил подарить соотечественникам радость и пошил телогрейки из цветастого ситца. Члены худсовета были в шоке. Меня обвинили в том, что я устроил цирк, впал в детство. Неприятие вызвали также платья из павловопосадских платков и декорированные валенки, в которых, как говорится, не стыдно на своей же свадьбе появиться. Искусствоведы со Старой площади знали лучше, что носить рабочим, чем практик из Иванова.

 

Использование национальных мотивов принесло вам славу.

 

Не было бы счастья, да несчастье помогло!

 

На этом совете присутствовал французский журналист, который заинтересовался русской экзотикой. Он сделал со мной интервью с фотографиями коллекции в рисунках. Его опубликовал французский журнал «Пари Матч». Начался бум. Ко мне приезжали журналисты из журналов «Лайф», «Лук», «Штерн».
Я оказался очень востребован за границей. Впервые в мире заговорили о русском дизайнере одежды. Но я сам ничего особенного в себе не видел – был как все.

 

В 1965­м году вы стали художественным руководителем экспериментально­технического цеха Общесоюзного Дома моделей одежды. Что вы почерпнули из опыта художественного руководства?

 

Понимание того, для чего и для кого ты работаешь.

 

Наша группа занималась разработкой новых моделей одежды для всей страны, по итогам проводилось совещание, там же устраивались показы. Это помогло мне сформировать отношение к моде как к циклу, подчиненному определенным законам. Я понял, что нужно быть смелым, не поддаваться влиянию тех, кто настроен против, а идти и идти. Только так можешь чего­то добиться. Чисто на подсознательном уровне все, что я делал
в ОДМО, получалось профессионально и точно, хотя я понятия не имел, откуда знаю, как нужно. Время показало, что я был прав.

 

Если все складывалось так хорошо, почему вы оттуда ушли?

 

Понимаете, я устал от худсоветов, которые диктовали, что можно, а что нельзя. Худсовет решал судьбу художника. Я стал протестовать и ушел в ателье, в сферу бытового пошива. От полного разочарования меня тогда спасла лишь мировая пресса. Обо мне много писали, я понял, что нужен и интересен.
В 1982 году на основе ателье я создал Московский Дом Моды. И стал работать без советов. Сам по себе. Дом стал известен, нужно было отвечать за свое имя. И тогда, и сейчас я строю бизнес на интуиции и на порядочности. Я не воровал и не ворую, все, что зарабатываю, – вкладываю в дело, потому что люблю идею, ради которой работаю. Я, конечно, художник в первую очередь. Что касается хозяйственных вопросов – у меня есть помощники.

 

Не озвучите «идею»?

 

Я формирую в людях понимание красоты и, отталкиваясь от их предпочтений, создаю одежду, которая была бы носимой.

 

Удается ли совмещать запросы рынка со свободой самовыражения?

 

Внутренне, как художник, я всегда был свободен, но полностью быть свободным от общества невозможно: клиенты дают возможность держаться на плаву, поэтому нам важно создавать коллекции, которые доставляли бы им удовольствие. Из года в год все более лаконично и стильно получается. Ясность, четкость появляется. Я стараюсь делать то, что актуально. Женщины стали водить машины? Стало востребовано короткое пальто. Есть ткани, из которых можно сделать мягче, удобнее? Делаю мягче и удобнее. От Бога мне дано очень сильное творческое начало. Живопись, рисунок. Но художнику с мировым именем нужно постоянно держать марку. Поэтому большую часть свободного времени я посвящаю работе над собой. Открываю в себе новые возможности, стараюсь выйти за пределы того пространства, в котором существую. Есть огромное поле для деятельности.
Я собираюсь еще очень долго жить.

 

Ваши покупатели – люди состоятельные. Не было ли попытки выйти на массового покупателя?

 

Я с удовольствием одел бы людей, с удовольствием создал бы коллекции моделей одежды для массового производства: рубашки, брюки, белье – все, что человеку нужно.
Я чувствую, что мог бы многое подарить людям, потому что знаю, как любую вещь сделать просто, доступно, естественно и ясно. Но чтобы шить недорогую одежду, нужны недорогие и качественные ткани, а у нас пока… Есть предприятия, конечно, и хорошие есть, но очень мало цвета, все серенькое в основном… Есть интересные фактуры, но в целом – «совок». Это очень печально, на самом деле.
У нас огромный рынок, но он заполнен иностранными вещами, которые здесь стоят в три раза дороже.

 

Вы досконально изучили историю национального костюма. Не удалось ли вам, случаем, разгадать загадку русской души?

 

Разгадать – вряд ли, но русская культура – это, безусловно, уникальная и великая вещь. Я думаю, нам стоит серьезно задуматься над своими корнями. Это касается не только народного костюма, но и национальных традиций, причем не только русских, а в целом российских –
северных, южных, восточных народов… Когда мы чужое копируем, получается хуже – иностранцы такую одежду не покупают, им как раз нравится все наше, с национальным колоритом. Естественно, народный костюм в его первозданном виде сейчас никто носить не будет. Слишком навязчиво. Очень важно найти баланс между современным и национальным. Второе направление – это классика. Основа основ.

 

Элементы народного орнамента в одежде – что они дают?

 

Женщине народный орнамент возвращает обаяние скромности.

 

В сегодняшнем Париже редко встретишь элегантную парижанку – и женщины, и мужчины ходят в майках, кроссовках, джинсах. В России, в Индии, в Китае, во всем мире – одно и то же. От этой «рванины» уже тошнит. Среди серой толпы человек в костюме с национальными элементами выделяется, понимаете? Я видел японку в национальном костюме в центре мегаполиса. Она была великолепна. А наши женщины – самые красивые в мире. Есть в них какая­то недосказанность, какое­то смущение, которое не дает им одеваться бесстыдно. И они достойны того, чтобы быть элегантными.

 

Как вернуть людям чувство стиля?

 

Нужно, чтобы люди не засоряли свою окружающую среду.

 

Я уже давно живу на природе
и каждый день наблюдаю мельчайшие изменения в ней и в себе самом. Увлекаюсь цветами, это фантастика! Человек, в моем представлении, должен быть как цветок.

 

Что значит для вас – быть счастливым?

 

Для меня работа – самое большое счастье, потому что когда я работаю, испытываю радость. Даже когда мне очень грустно, я встаю утром, предположим, усталый и мятый, не выспавшийся, но прихожу на работу… Что­то сам создал, что­то нарисовал, вылепил, померил… Огромное удовольствие получаю. Наверное, у меня и лицо поэтому такое светлое. Нет на нем элементов усталости и зависти.

 

Конкуренты вам не завидуют?

У меня нет конкурентов, только коллеги. Я не устаю это повторять и не боюсь сглазить. В моем возрасте чего­то бояться? Помилуйте! Я ко всем отношусь хорошо.
С Валей Юдашкиным у нас чудесные отношения. К тому же я помог раскрыться новым именам в мире русской моды, таким как Андрей Шаров, Владимир Зубец, Егор Зайцев. Мне нечего с ними конфликтовать, мне все равно больше дано от Бога.

 

Секрет успеха Славы Зайцева – в чем он?

 

 

Нужно верить, и тогда все получится.