Выдающийся русский полководец и государственный деятель, генерал, «проконсул Кавказа», основатель городов Грозный и Нальчик, строитель госпиталей, школ и дорог на Кавказе – о политике на Кавказе и иностранных преподавателях.
Скудной капитал мой сберегаю я для детей, покоряя себя самой строгой умеренности. Они без всяких прав на наследие, без покровительства и довольно несчастливы происхождением, чтобы еще прибавить к тому и самую бедность.
Беспорядков я терпеть не умею, а порядок требует обязанности послушания, и что таковое советую я им иметь к воле моего и их Государя, и что берусь научить их сообразоваться с тою волею. Всю прочую мелкую каналью, делающую нам пакости и мелкие измены, начинаю прибирать к рукам…
Старшины почти всех главнейших деревень чеченских были созваны ко мне, и я объяснил им, что прибытие войск наших не должно устрашать их… что я не пришел наказывать их за злодеяния прошедшего времени, но требую, чтобы впредь оных делаемо не было.
Я с отрядом своим обязан спасением тому презрению, которое имел неприятель к малым моим силам, ибо в совершеннейшей победе не мог он желать прибавить несколько сотен пленных.
Хочу, чтобы имя мое стерегло страхом наши границы крепче цепей и укреплений, чтобы слово мое было для азиатов законом, вернее неизбежной смерти.
Внушите войскам, чтобы не защищающегося или паче бросающего оружие щадить непременно.
Снисхождение в глазах азиатов – знак слабости, и я прямо из человеколюбия бываю строг неумолимо.
Штурм будет стоить дорого, так поведем же осаду.
Завещаю похоронить меня как можно проще. Прошу сделать гроб простой, деревянный, по образцу солдатского, выкрашенный желтою краскою. Панихиду обо мне отслужить одному священнику. Не хотел бы я ни военных почестей, ни несения за мною орденов…
(Об иностранных преподавателях): «Шарлатаны учили взрослых, выдавая себя за жрецов мистических таинств; невежды учили детей, и все достигали цели, то есть скоро добывали деньги. Между учителями были такие, которые, стоя перед картою Европы, говорили: «Париж, столица Франции… ищите, дети мои!» – потому что сам наставник не сумел бы сразу ткнуть пальцем в свой Париж».
ФАКТ
За своих подчиненных Ермолов стоял насмерть. Солдаты называли его между собой «батюшкой», «Петровичем», а горцы – «грозный Ярмол». Его уважали и враги из числа горцев, по словам которых «Ярмол один был, с кем можно было и воевать, и говорить честно». Он искоренял в войсках пьянство, картежничество. «Перед боем все – от генералов до рядовых – снимали головные уборы, осеняли себя крестным знамением и уже шли в атаку, как на праздник в церковь», – вспоминали современники. Вместе с тем Ермолов издал приказ, чтобы ни при каких обстоятельствах не порочилась вера горцев. Запрещалось обманывать местных жителей, «дабы не потерять доверие всего народа».